Антон Шапарин: «Лада» — это безысходность, отлитая в металле

Автоновости

Антон Шапарин: «Лада» — это безысходность, отлитая в металле

Автомобили за 300−400 тысяч рублей, а не «Аурусы», обгоняющие по цене «Бентли», нужны сегодня России. Потенциальный внутренний спрос на новые машины превышает предложение более, чем в 20 раз. Но с «Окой» кто-то явно попутал берега, считает вице-президент Национального автомобильного союза Антон Шапарин, Какими моделями нужно насыщать рынок, с кого брать пример и на что пересаживать чиновников — в интервью для «Свободной прессы».

«СП»: Когда начались разговоры о возрождении марки «Москвич», мы опубликовали пару материалов об истории АЗЛК, в пору расцвета он именовался МЗМА — Московский завод малолитражных автомобилей. Одна из статей называлась «Русский „Опель“ надежней немецкого», так говорили в середине 50-х. Знающие люди вспоминают, что «Москвичи»: 407-й и 403-й — были для своего времени отличными машинами. В какой исторический момент «русский опель» стал хуже немецкого?

— Во-первых, советский потребитель сравнивал еще довоенного выпуска «Опель», который видал всякое и на фронте, и в тылу, и ремонт руками, впервые работавшими с такой конструкцией, с автомобилем, только что сошедшим с конвейера. Понятно, что говорить о каком-то качестве тогда было нельзя, во-первых. Во-вторых, завод едва сводил концы с концами. Знаете, за счет чего он выживал? Себестоимость производства каждого «Москвича» была гораздо выше, чем его отпускная цена. И эту дельту, разницу, завод закрывал за счет двух категорий товаров: маленькие гирьки — детские игрушки и рыбочистилки. Был отдельный цех, где производили эту продукцию, которая пользовалась массовым спросом.

Прямая ссылка передачи на YouTube

Смотрите все передачи СП-ТВ

Подписывайтесь на YouTube-канал «Свободной Прессы». Мнения, аналитика, репортажи

«СП»: По отечественному автопарому не проехался только ленивый. Сколько всё-таки в нем российского? И какую долю предстоит импортозаместить?

— Вообще, это интересно, что мы называем своим. С одной стороны, есть бренды вроде «Москвича», которые мы щедрой рукой налепляем на китайскую продукцию. И говорим: это — наше! Но Минпромторг возражает. С точки зрения законодательства, «Москвич», он же JAC, не соответствует требованиям, не подходит под министерские критерии. И специнвестконтракта у него нет. Это иномарка с отечественным названием. А с другой стороны, Evolute, до последнего атома состоящий из китайского железа и пластика, — наша машина, и на нее мы даём по полмиллиона рублей субсидии. И она будет стоить не четыре, а три с половиной миллиона рублей. Когда я называю такую сумму, у меня в голове почему-то всплывает 550-я BMW. А сейчас столько стоит китайская малолитражка. И это грустно.

Мы недавно громко объявили, что заместили ABS. Это как? Поставили туда вместо немецких процессора и платы китайские. Которые из «Лады Весты» устраивают новогоднюю елку. Она играет светомузыку, и загорается не когда ты стоп нажимаешь, а когда система закоротит. И компания «Итэлма», которая это делает, гордо заявляет, что она доведет степень локализации до 80 процентов. За счет чего? Корпуса, креплений и других чудесных пластиковых изделий. Про импортозамещение микросхем, про то, что делает блок блоком, никто даже не заикается. Но мы будем считать это собственным изделием. Поэтому сказать, сколько конкретно отечественного в автомобилях, выпускаемых на территории нашей страны, не сможет никто. Наш автопром, к глубокому сожалению, одна большая потемкинская деревня. Приклеиваем мы отечественные лейблы или нет — сути дела не меняет. Страна оказалась в ситуации дорогих автомобилей. Пора признать, что понастроили потемкинских деревень и прекратить этим заниматься.

Мы можем снижать технические требования для той же «Лады Гранты», выпускать ее с двигателем Евро-2… Вот прошла новость: на «Ладу Гранту» возвращают Евро-5, но подушки безопасности нам все равно не положены. Русские люди должны в этих машинах умирать, гордо тараня собой рулевую колонку. Такие машины нельзя выпускать никому, кроме АвтоВАЗа. А ему разрешается специальным документом, который издало правительство. Есть временный регламент, действующий уже который год.

Нужно понять простую вещь: нынешнее техническое законодательство писалось и принималось в условиях, когда на наш рынок шли толпой все мировые бренды. Потому что в 2012 году мы продали в России три миллиона автомобилей. Это был второй рынок в Европе после немецкого с отставанием на фотофинише. Соответственно все думали: щас так попрет — надо срочно строить здесь заводы. А потом авторынок стал сокращаться. Сдулся до полутора миллионов и на этом уровне несколько лет плавал. На этот рынок уже никто не хотел идти, расталкивая других локтями. Строительство заводов, локализация потеряли экономический смысл.

Сегодня китайцы на все это смотрят и говорят: а зачем нам строить здесь завод, локализовывать компоненты? Чтобы фиксировать убытки? Давайте, друзья, мы будем привозить вам машины… Единственные, кто сейчас использует процедуру параллельного импорта без положенной сертификации, это китайцы. Они даже на эти расходы не идут. Увидели, что в мире возник самый премиальный рынок, где можно продавать свои автомобили по цене кратно выше, чем на домашнем. И этим пользуются.

«СП»: Известна ваша оценка спроса — в России нужны аналоги трех типов автомобилей: «Матиза», «Соляриса» и минивэна Chrysler Voyager. На чем она основана? На покупательной способности? На возможностях автопрома?

— Тут не про покупательную способность, скорее про те сегменты, которые на нашем рынке востребованы больше всего. Почему «Матизы», давно не выпускаемые, ржавые, эксплуатируются в огромных количествах даже в столице, не говоря о периферии? А им нет альтернативы. Это маленькая городская машинка для служб доставки. Именно такие нужны нашей экономике, когда развиваются курьерские службы, открываются пункты вывоза. Нужны «каблучки» вроде «Ижа» или аналоги «Лады Ларгус». Нам рассказывают, что она будет — сомневаюсь. К сожалению, этот очень востребованный в России автомобиль канул в лету.

А почему Chrysler Voyager из глубочайших 90-х до сих пор повсеместно встречаются на территории нашей страны? Латаные-перелатанные, но ездят. Потому что семье с детьми больше нечего взять. Куда их сажать, если у тебя двое и больше. Единственная альтернатива — «Газель», но это грузовой автомобиль, в нем некомфортно.

Наконец, что такое «Солярис». Это базовая линейная машина для человека с не очень высокими доходами, но при этом доступная ему, современная, качественно сделанная и надежная, с необходимым минимумом опций, хотя бы связанных с безопасностью. Это как в математике: необходимо и достаточно. У российского потребителя таких машин было несколько: Logan, за ним Polo sedan, потом Solaris и Rio… А дальше ничего, потому что «Гранта» не может выступать конкурентом этим автомобилям. Она двумя классами ниже и двумя десятилетиями старше. Надо понимать, что «Гранта» — это «Калина», конструкция из 80-х. Ее ценность сейчас только в цене. Это безысходность, отлитая в металле, и немножко пластика. Как только у россиянина появится что-то другое, он сразу скажет этой поделке: «Адью, амиго!» И возьмет себе другую машину, из которой при аварии не будет, как орёл, вылетать через лобовое стекло.

Антон Шапарин: «Лада» — это безысходность, отлитая в металле

«СП»: Пару месяцев назад с подачи Мантурова заговорили о возобновлении производства «Оки». У этой идеи есть перспектива?

— Я интересовался, какую конкретно китайскую модель господин Мантуров подразумевал под «Окой», готовы ли товарищи из КНР ассоциироваться с автомобилем, который в российской памяти народной остался только в анекдотах, причем грустных. «Какой автомобиль разрывает при установке в нем автомагнитолы и колонок? — Ну, конечно, «Оку». И еще много всякого осталось в фольклоре. Народ очень хорошо понимает: «Ока» такая же безысходность в металле: четыре колеса, руль и какой-то двигатель — то ли от газонокосилки, то ли от сноповязалки. Хотя в стране Третьего мира, какой Россия тогда, к сожалению, была, это востребовано. Сейчас ты приезжаешь куда-нибудь в Азию и видишь поделки типа Tata Nano за 3−4 тысячи долларов — такой же класс как «Ока». Безопасность — ноль, комфорт — ноль, статус — минус 100, но при этом есть четыре колеса, руль, двигатель и ты едешь.

Антон Шапарин: «Лада» — это безысходность, отлитая в металле

А для нашей страны проблема транспортной доступности — вопрос государственной безопасности. С нашими просторами, при деградации общественного транспорта… У нас сколько за последние годы поотменяли рейсов пригородных электричек, маршрутов в малые города?! А что с автобусным парком? Он у нас 20 лет плюс. Об этой проблеме уже говорит президент, под ее решение выделяют деньги — правда, недостаточные, чтобы изменить ситуацию полностью. Надеюсь, что наш автопром займется делом вместо прожектов типа электромобиля УАЗ весом три с половиной тонны, который проедет от силы сто километров на китайских агрегатах; его делают в Москве на деньги мэрии. Я, когда такие сообщения читаю, понимаю, что это: а) потемкинская деревня и б) полностью укладывается в формулу Остапа Бендера «Джентльмен в поисках десятки». Плох тот предприниматель, кто не ищет бюджетного финансирования. И он таки его находит. Мы видим в новостях прожект под названием «Атом». Доступный электромобиль — до 600 тысяч рублей. Такое уже было, называлось ё-мобиль. Тоже вошел в фольклор вместе со своим создателем.

Возвращаюсь к основной мысли: в автопроме сейчас царство потемкинских деревень, окруженных стеной типа кремлевской с зубцами и с колючей проволокой поверху под названием «Техническое регулирование». Не приведи Бог иранские автомобили начнут к нам экспортировать. Но пасаран! Их невозможно сертифицировать в РФ. Они типа нашим требованиям не соответствуют. «Лада Гранта» — да, а «иранцы» — нет. Мне очень интересно, как сертифицируется автомобиль «Нива», которому 50 лет в обед, или УАЗ-«буханка». Каким требованиям безопасности соответствуют эти конструкции? Тем не менее они проходят испытания, краш-тесты. Видео, правда, нам никто не показывал. Но краш-тесты были, по документам — точно.

«СП»: Раз уж речь зашла об УАЗе, хотя бы у него в линейке есть модель преимущественно отечественная?

— Как считать. Если так, как принято у нынешнего руководства…

«СП»: В денежном выражении.

— Этого никто не показывает. Цена компонентов очень разная, мы не знаем их входящей стоимости на конвейер, известно только, что все ключевые узлы и агрегаты там китайские. И двигатели, и коробки. Альтернатива китайским — отечественные. Но наши коробки передач ввиду того, что низкая культура обработки и оставляет желать лучшего качество самого металла, при эксплуатации сразу начинают гудеть. Любой владелец УАЗ-«Патриота» знает чудесный звук, с которым проезжает эта машина. Поэтому в «Патриоте» я бы отметил две вещи: название и то, что сейчас эти машины идут на военные нужды. Это, во-первых, поддерживает завод на плаву, а во-вторых, служит определенным патриотическим проявлениям.

«СП»: Все-таки в направлении импортозамещения какие-то шаги делаются?

— Мы строим новые потемкинские деревни. Они становятся все разнообразнее. Появляются новые дома, хутора…

Откуда берётся автомобиль? Во-первых, его делают люди. Их сейчас дефицит не только в автопроме, рабочих рук не хватает в целом ряде отраслей. Мы просили правительство: «Дорогие коллеги! Все же знают, что работать некому. Давайте введем для сотрудников автопрома льготы, как для программистов: ипотека под те же проценты, но с учетом меньшего уровня дохода, отсрочка от призыва или мобилизации». У меня есть подозрение, что тогда на автомобильные заводы и в отрасль в целом повалили бы толпы людей, в том числе головастых инженеров.

Второй момент: чтобы разрабатывать автомобили, нужны идеи. Мы умеем отлично рисовать машины. Инженеры и дизайнеры, которые здесь воспитаны, работают во всех топовых командах западных автоконцернов. Рисуют суперсовременные спортивные гиперкары — кроме шуток! Придумывают интерьеры мирового класса — в «Фиате», к примеру. Но они делают это там, а не тут. Многие, я знаю, согласились бы работать на Родине, но проблема в том, что людям надо платить конкурентные деньги, обеспечивать условия труда. А сколько на АвтоВАЗе готовы платить инженеру. 60 тысяч? Он пойдет за эти деньги работать или, может, устроится курьером и будет получать в полтора раза больше? Эти диспропорции упираются в сферу бюджетного финансирования. АвтоВАЗ скажет: у нас нет денег, дайте. ФГУП НАМИ — то же самое. А деньги взять негде. Хотя можно порезать всё неэффективное, ненужное, на что мы тратим миллиарды. Тот же электрический УАЗ. На него же тратятся государственные деньги. Их можно направить, куда надо, но этого не делается.

Идем дальше: мы находимся в состоянии давления со стороны западных компаний в автопроме уже не один месяц, не один год. Недавно в Москве была большая выставка — MIMS: автокомпоненты и т. д. Мне было принципиально интересно, что мы за этот год такого напридумывали, что готово пойти в серию. Зашел на стенд НАМИ. Там было три скучающих сотрудника и ни единого посетителя, потому что в России НАМИ интересно, наверное, только мне, и стоял наполовину разобранный электромотоцикл, который они рисовали для сопровождения больших делегаций. Рынку он не интересен, и вся начинка там импортная.

Сейчас самый дорогой автомобиль, продаваемый в России, не «Роллс-Ройс» и не «Бентли». Это «Аурус». Только что была статистика на эту тему. Сколько миллиардов государство потратило на этот проект? Сейчас «Аурусы» производятся на конвейере. Кому они будут продаваться?

Антон Шапарин: «Лада» — это безысходность, отлитая в металле

Это все, мне представляется, надо резать. Чтобы производить то, что стране нужно. Страна живет беднее, чем кажется. 90 процентов машин продается в кредит. Соответственно нужны лизинговые и кредитные программы. А что делает Минпромторг? Обрезает льготные программы, кредитные и лизинговые. В два раза сократили программу импортозамещения автокомпонентов. «А зачем это?» — логика Минпромторга.

Что такое автопром? Это люди, технологии и платформы, компоненты. Я устал говорить о том, что нам нужно унифицировать компоненты для отечественных автомобилей с теми, которые устанавливаются на автомобилях, эксплуатирующихся в странах Третьего мира. На «Протон», например, или «Марути Сузуки». И если мы сможем поставлять компоненты как альтернативу на автомаркет, на рынки Индии, Индонезии (там же миллиарды людей живут), если начнем строить автопром как экспортоориентированную отрасль, у нас появится возможность производить большими тиражами, и только тогда мы получим низкую себестоимость и дешевые отечественные машины. Но это процесс длительный, требующий осмысленной государственной политики.

У нас кто-нибудь закупал индийские машины, разбирал их до винтика и смотрел, что из этого можно производить здесь? Я сомневаюсь. А в советское время автопром развивался именно так: скупали все, разбирали до винтика, общались с огромным количеством зарубежных компаний. Недавно читал мемуары сотрудника ФГУП НАМИ, который еще в 60-е грезил немножко утопическими идеями: однообъемники, минивэны… И ему хотелось, чтоб двигатель был обязательно сзади. Кстати, итальянцы такую схему реализовали в «Фиат Мультипле». Но вопрос в другом: человек регулярно общался с руководством концерна «Фиат», эту «Мультиплу» итальянцы привозили в Москву на выставку и ему подарили. Это были далёкие 60-е. Человек ездил на итальянский завод — не по государственному заданию, а в режиме личного проекта и своего свободного времени — разрабатывать автомобиль. В НАМИ выдавали по одной-две модели в год, каждая проектная группа! А сейчас? Заходишь на сайт НАМИ, что они там напроектировали? 2023 год, самая яркая новость: «Аурус» нарисовал дизайн лифта для компании «Полюс». Снимаю шляпу! Лифт тоже движется. «На чем ты едешь?» — «На лифте в дизайне «Аурус». Отличный лифт для солидных господ!

Если мы скатываемся в это, нужно на наш автопром повесить большой амбарный замок и сказать: «Закрыто. Теперь тут китайское представительство».

«СП»: Как программу создания и развития автопрома решил Иран, ведь там добились, если верить тому, что официально сообщается, 98 процентов локализации?

— Хитрые персы умеют считать в свою пользу. Хотя там, безусловно, тоже имеет место тяжелейшая зависимость от Китая и других. Но отрасль автокомпонентов действительно развитая. К нам, в Национальный автомобильный союз приходили крупные иранские компании, говорили: хотим на ваш рынок. Показывали, что производят — огромная номенклатура для разных марок и моделей, быстро перестраиваются, готовы адаптироваться, делать продукцию для наших вазовских моделей. Говорю «хорошо, вопросов нет» и начинаю рассказывать: если что-то поставлять, нужно это дело сертифицировать, пройти такие-то ступеньки и сверху, вишенка на торте — ещё стопочка бумаг. «А-а, до свидания, мы полетели в Тегеран».

Что делали в Иране? Разбирали французский автопром до винтика, полностью копировали, запускали в производство. Создавали СП с французскими коллегами. И только после этого получили возможность производить автомобили большими тиражами. Они тоже работают только на свой рынок, но цены очень низкие. Например, большой полноразмерный пикап стоит там 10 тысяч долларов. За эту гору металла. Значит, себестоимость весьма низкая, раз такая отпускная цена.

«СП»: Либо государство дотирует автопром.

— У государства там тоже не все ладно с финансами. Но такая политика не только в автопроме. Например, в Иране производят современные масла и технические жидкости. Мы вот запрашиваем Минпромторг и Минэнерго: «Дорогие друзья, а сколько сегодня в России производится масел современных?» Они рапортуют: «Маслами Родина обеспечена!» Но не говорят, что это минеральные масла, которые можно заливать только … например, в машину, на которой я сюда приехал, из глубоких 80-х — люблю ретротехнику. Для неё наши масла подходят просто идеально. А в другую мою, современную немецкую машину, отечественную альтернативу, которую туда можно залить, надо поискать, и стоить она будет совсем недешево. Лучше я за те же деньги куплю западный продукт, потому что наши компании всё равно используют импортные присадки. В Российской Федерации они не производятся. А я не понимаю, почему. Ведь это критически значимая сфера для всех отраслей, и для оборонной — в первую очередь. Это насколько нужно было верить, что мы всегда будем всё покупать на Западе, чтобы такую фундаментальную вещь отдать на откуп.

«СП»: Решение президента пересадить чиновников на отечественные машины может как-то повлиять на автопром?

— На самом деле президент зашёл на зыбкую почву. Попытки пересадить чиновника на отечественное уже были. Его, как хитрого лиса, обложили собаками со всех сторон. Тут у тебя нормативы, тут отечественное нужно покупать, тут ограничения по цене. Что делает чиновник? «Вы не даете мне купить, что я хочу? Вы знаете, что я никогда не ездил на сиденье, если оно не из жирафа. Я всегда так буду. И я возьму в аренду эту машину — у знакомых ребят. Они посмотрят тендерную документацию, где длина, ширина и высота в миллиметрах, комплектация описана, а это значит — под конкретную модель, под определенного поставщика». И стоимость этой аренды выше, чем если бы машину, с кожей жирафа, купили и наняли штат шоферов. Здесь же еще маржа предпринимателя, долевое участие разных игроков, чтобы тендерная документация была такой, какая нужна.

Мне вообще интересно: а с чего наши чиновники должны ездить на государственных машинах. Почему, например, в Норвегии госслужащие не пользуются таким благом. Почему они героически, преодолевая невзгоды, садятся в личные автомашины и на них приезжают на работу. Необходимость какому-нибудь сотруднику муниципального учреждения иметь тачку на балансе — с чего вдруг? Иди пешочком или на личной машине, как все!

Доходит до сюрреализма. Был на эфире, обсуждали как раз эту тему. Рядом сидела дама-депутат, не знаком с ней лично. Она предложила доплачивать нашим чиновникам за пользование отечественными машинами. Смотрел на нее и думал: вот сама незамутненность! Это как шахтерам молоко за вредность, что ли? Чиновник, стирая скупую мужскую слезу, открывает дверь, видит этот салон, но — «мне доплатят!» — и садится. Сюр!

Антон Шапарин: «Лада» — это безысходность, отлитая в металле

И эту систему президент собрался реформировать. На мой взгляд, это стресс-тест: насколько госаппарат готов воспринимать слова президента. Подозреваю, что их, как и многие другие вещи, спустят на тормозах. И президент останется, как во многих таких случаях, крайним, как громоотвод. А люди ведь всё видят. Поэтому я надеюсь, что государственный аппарат прислушается к словам президента и не будет ставить его в неловкое положение.

«СП»: Вы сказали, что Россия могла бы производить комплектующие на внешний рынок. У нас есть для этого компетенции, технологии?

— Есть огромное количество комплектующих весьма простых: элементы подвески, поршни. Это не бином Ньютона. А скопировать компетенции, технологии несложно. В современном мире мы выясняем, из чего оно сделано, находим такие же или аналоговые материалы, смотрим, как собрано, и делаем так же. Рычаг подвески состоит из не очень сложных компонентов, точно также, как и тормозные колодки, диски и много чего ещё. Безусловно, есть технологические компоненты, которые мы на нашем уровне развития произвести не сможем. К глубокому сожалению, приходится признавать, что в стране нет микроэлектроники. Та, которую мы называли отечественной, делалась на тайваньских заводах. Нужно брать на себя то, что можешь.

Здесь необходима слаженная политика разных государственных ведомств. Например, у нас есть институт торговых представителей РФ. Мне очень интересно, чем заняты эти люди, получающие зарплаты в евро. Что они там делают? Что торгово представляют? Какую пользу приносят стране? Могли бы по дипломатическим каналам разведывательную операцию провести, а для начала скупить местные запчасти и отправить их на Родину, чтобы здесь решили, кто из наших доблестных предпринимателей способен освоить эти «высокие технологии». Но такого, к сожалению, нет. Торгпреды живут в другом мире. И отчитываются какими-то прожектами.

«СП»: Существуют административные, организационные решения проблемы, которую мы обсуждаем?

— Да, у них и название есть: «Стратегия развития автомобильной промышленности». Ее, кстати, недавно приняли. Правда, она не соответствует всем остальным еще действующим стратегиям. В ней констатируется грустный факт того, что мы оказались в нынешней ситуации, но, бравурно маршируя, из нее выйдем. При этом никто не говорит, что, избавляясь от одной зависимости — от недружественных западных производителей, мы попадаем в другую, от китайских технологий и компонентов. И нам точно так же могут сделать ручкой. И останемся мы с УАЗиком, с технологиями 50-летней давности.

Да, все начинается с внятной стратегии, в которой говорится, что мы инвестируем, прежде всего, в автокомпоненты, формируем и запитываем финансами команды, которые разрабатывают платформы. На это фокус. И пусть ребята придумывают автопром, который стране нужен, а не тот, которым модно отчитываться чиновникам, типа электромобилей.

Антон Шапарин: «Лада» — это безысходность, отлитая в металле

Но мы зачем-то идем в этом направлении. Минэнерго требует от заправок установить зарядки для электромобилей. Их в стране 30 тысяч. Если на обычной заправке электромобиль когда-либо видели, хотя бы проезжающий мимо, этот случай надо запечатлевать, помещать в рамку и вешать на стену.

Всё начинается с трезвой оценки, с людей и команд, которые получают от государства льготы, деньги, ресурсы, с привлечения бизнеса под это. Всё начинается с деконструкции восточных технологий и компонентов, чтобы наши подходили к их моделям. Это — самые ходовые вещи, на чем мы здесь можем экономить. В стране уйма талантливых людей. И вот это все в перспективе приведет нас к какому-то автопрому.

А сейчас нам нужно на чем-то ездить, и здесь единственный способ — поснимать к черту наши технические регуляторные ограничители, связывающие нас по рукам и ногам, снести этот забор, который мы сами построили. Мы взяли на себя технические требования более жесткие, чем Германия. А зачем? Может быть, для того чтобы кучка чиновников могла ездить в Женеву? Знаете, они до сих пор туда летают на заседания технических комитетов. У них там любимые бары, гостиницы, улицы. Все потому, что они туда ездили технически регулировать техническое регулирование. Мне представляется, что в нынешних исторических условиях это просто избыточно. Это выстрел в ногу и последующая ее ампутация.

«СП»: Вы говорили об ограниченности российского рынка. Даже полтора миллиона машин в год — мало. Насколько это серьезное препятствие для развития автопрома?

— У нас рынок потенциально очень большой. Потому что старый парк. Среднему российскому автомобилю уже 15 лет, еще недавно было 13. Нам нужны десятки миллионов машин, просто чтобы заместить старые. Их больше 20 миллионов. Следовательно, это емкость рынка. Китай, правда, 27 миллионов машин в год производит, но там миллиард населения. И у него всё больше денег. А у нашего потребителя не прибавляется. Все упирается в платежеспособность. Пока ее нет, нужно выпускать дешевое. Во многих странах делаются автомобили, которые стоят 300−400 тысяч рублей. И они ничем не отличаются от «Лады Гранты» по уровню безопасности и комфорта. Даже лучше. Я лично проехал на Maruti Suzuki Alto, это очень плохая машина, 2000 километров. Она не хуже «Гранты». Но в ней есть подушки безопасности, роботизированная коробка передач, кондиционер, задняя камера, экран и парктроник. Все, что нужно для жизни, за 300 тысяч. Сейчас! Но мы ее не сможем здесь купить. Потому что у нас технические требования и растаможка. И утилизационный сбор растет, чтобы АвтоВАЗ содержать и дополнительные денежки в бюджет собирать. При этом ничего и не соберут, потому что таможат машины в Белоруссии и Киргизии с занижением пошлины, и деньги капают не в единый котел Евразийской экономической комиссии, а в национальные бюджетики. То есть, когда автомобиль идет через Белоруссию, 50 процентов остается у батьки. Мы просили Минфин ввести такую же льготу для двух категорий россиян: многодетные семьи и участники СВО. Минфин говорит: нет, это повлечет за собой потери федерального бюджета. Да он вообще никаких денег не увидит. Всё уйдёт в бюджеты Белоруссии и Киргизии. А вы тут останетесь щи лаптем хлебать!

Источник

Оцените статью
Добавить комментарий